Челюсти - Страница 58

К оглавлению

Броди кивнул:

— Это моя работа.

— Мне кажется, что ты вовсе не обязан болтаться на катере.

— Ну, это уже решено.

— Как называется его катер? — спросил Хупер.

— По-моему, «Орка», — ответил Броди.

Медоуз, Хупер и Уитмен собрались уходить.

— Желаю удачи, — сказал Уитмен. — Я даже завидую вам. Наверное, будут увлекательные поиски.

— Лучше уж без этой увлекательности, — заметил Броди. — Просто я хочу покончить с проклятой тварью.

В дверях Хупер обернулся.

— Я тут кое-что вспомнит, — сказал он. — Знаете, как австралийцы называют белых акул?

— Нет, — ответил Броди без всякого интереса. — Как?

— Белая смерть.

— Вы нарочно сказали мне об этом, а? — спросил Броди, закрывая за ним дверь.

У выхода из здания управления ночной дежурный остановил Броди:

— Вам звонили, шеф, когда вы были у себя. Я решил, что не стоит вас беспокоить.

— Кто звонил?

— Миссис Вогэн.

— Миссис Вогэн!

Броди не помнил, чтобы он хоть раз разговаривал с Элеонорой по телефону.

— Она просила передать вам, что это не к спеху.

— Сейчас позвоню ей. Она очень стесняется, даже если бы ее дом горел, она, вызывая пожарных, стала бы извиняться за беспокойство и спросила бы: не заедут ли они к ней, когда окажутся где-нибудь рядом.

Возвращаясь в свой кабинет, Броди вспомнил, что Вогэн однажды сказал об Элеоноре: «Всякий раз, когда жена выписывает чек на доллар, она оставляет чистой графу, где указывается сумма в центах, боясь оскорбить получателя своим недоверием: вдруг он подумает, что его считают способным приписать несколько центов».

Броди набрал номер телефона Вогэнов, и Элеонора тут же сняла трубку. «Сидела у аппарата», — подумал Броди.

— Элеонора, это Мартин Броди. Вы звонили?

— О да. Ужасно неудобно беспокоить вас, Мартин. Если вы предпочитаете…

— Нет, у меня есть время. Так что вы хотели сказать?

— Это… ну, я звонила вам потому, что Ларри, как мне известно, разговаривал сегодня с вами. Я подумала, может, вы знаете, но не случилось ли чего.

«Она не в курсе дела, — подумал Броди. — Но будь я проклят, если Элеонора Вогэн узнает что-нибудь».

— А что произошло? О чем это вы?

— Не знаю, как начать, но… ну, Ларри, как вам известно, пьет мало. И очень редко. По крайней мере, дома.

— И?

— Сегодня вечером, вернувшись домой, он не произнес ни слова. Просто прошел в кабинет и, как мне кажется, выпил почти бутылку виски. Сейчас он спит в кресле.

— Я бы не стал тревожиться, Элеонора. Вероятно, что-то его беспокоит. Все мы попадаем в тиски время от времени.

— Я понимаю. Только… с ним что-то стряслось. Я это чувствую. Он сам не свой вот уже несколько дней. Я подумала, может быть… вы его друг. Вы не знаете, что с ним такое?

«Друг», — подумал Броди. Почти тоже самое сказал Вогэн, но он выразился точнее: «Мы когда-то были друзьями».

— Нет, Элеонора, не знаю, — соврал Броди. — Впрочем, я поговорю с ним, если хотите.

— В самом деле, Мартин? Я буду очень признательна. Но… пожалуйста… не упоминайте, что я вам звонила. Он не любит, когда вмешиваются в его дела.

— Не беспокойтесь. Не скажу. Постарайтесь ненадолго уснуть.

— Ничего, если он останется в кресле?

— Конечно. Только снимите с него ботинки и набросьте одеяло. Все будет в порядке.

Пол Леффлер стоял за прилавком своей закусочной, поглядывая на часы.

— Без четверти девять, — сказал он своей жене Розе, пухленькой симпатичной женщине, которая клала масло в холодильник. — Что ты скажешь, если мы закроемся на пятнадцать минут раньше?

— После такого удачного дня, как сегодня, я согласна, — ответила Роза. — Восемнадцать фунтов колбасы! Когда это было, чтобы за день продавали восемнадцать фунтов колбасы?

— А швейцарского сыра, — добавил Леффлер. — Разве когда-нибудь случалось, чтобы нам не хватило швейцарского сыра? Несколько таких деньков — и мы бы недурно заработали. Ростбиф, ливерная колбаса — все идет! Словно отдыхающие сговорились покупать бутерброды только у нас.

— Подумать только: приезжают из Бруклина, Истгемптона. Один отдыхающий сказал, что приехал из Пенсильвании только ради того, чтобы посмотреть на акулу.

— Разве у них в Пенсильвании не водятся акулы?

— Кто знает? — сказал Леффлер. — У нас становится, как на Кони-Айленде.

— Городской пляж уже, наверное, похож на свалку.

— Ну и ладно. Мы заслужили один-два хороших дня.

— Я слышала, пляжи снова закрыли, — заметила Роза.

— Да. Я всегда говорил: пришла беда — отворяй ворота.

— О чем это ты?

— Так, ни о чем. Давай сворачиваться.

Глава 11

Океан застыл, словно студень. Ни малейшего ветерка. Солнце пронизывало своими лучами струившиеся волны нагретого воздуха. Порой одинокая крачка вдруг бросалась вниз за добычей и снова взмывала вверх, а на воде еще долго расходились круги.

Катер, казалось, замер, едва заметно двигаясь по течению. На корме в кронштейнах торчали два спиннинга, проволочные лесы разрезали маслянистую пленку, которая тянулась за судном, уходя на запад. Хупер сидел на корме рядом с бадьей галлонов на двадцать — в ней была приманка. Каждые несколько секунд ихтиолог окунал черпак в бадью и опрокидывал его содержимое за борт.

В носовой части катера двумя рядами громоздилось десять деревянных бочонков величиной с четверть пивной бочки. Каждый опутан крепкой пеньковой веревкой толщиной в три четверти дюйма. Ее остальная часть длиной в сотню футов свертывалась в моток. К самым концам веревок были привязаны стальные гарпуны.